вторник, 31 октября 2017
19:37
Доступ к записи ограничен
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 31 марта 2017
10:17
Доступ к записи ограничен
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 14 ноября 2014
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Однажды нам повезло. Среди сотен безмолвных масок, словно молния цвета индиго мелькнула, мы с тобой узнали друг друга.
Я еле дышу. Все смешалось в один запутанный, болезненный и тошнотворный клубок, насквозь пропитанный кипучей, отравленной болью. Пурпурные, черные нити этих чувств опутали мою душу полностью, не оставляя ни единого шанса на спасение. Бракованная душа и разрозненные клочки сердца - разве это может быть целой, функциональной единицей? Но, тем не менее, я был именно таким, и, можно сказать, вполне сносно существовал. Даже когда оступился и полетел вниз, глубоко погрязнув в пространстве бескрайнего ночного неба. Повяз так крепко и далеко, что на гребне молитвы не вывернуть руля в обратную сторону. Я падал…падал…сражаясь с луной, которая жалила тело в ночи, не замечая капель собственной крови, притворяющихся мертвыми семенами в мякоти звезд.
Небо казалось пустым и чистым, безмятежным в своей лазури. Но все это маска. О, да! Маска! Посмотри, Джейн, зорко, вскрой скальпелем глаза фальшивую благодать. Плюется заскорузлым ядом над ущербной тоской города. У меня было целое море… Теперь с трудом можно верить, что у меня было и где-то теперь живет целое море! Сердце мое, где теперь я тебя отыщу?
Я падал, ощущая полет. Возможно, последний в своей жизни. Фееричное и захватывающее чувство эйфории, последнего жадного глотка свободы. Опьяняюще свистел ветер и в эти минуты я чувствовал, что я живой. Восхитительно, не правда ли? А на память остаются кровоточащие, незаживающие раны на спине – два уродливых параллельных рубца на спине. И перья, ковер из синих и малахитовых перьев. У меня больше не было крыльев.
Смотрите-смотрите, а я не умею летать. Где же ваши камни, что разобьются о мою спину?
Хэй, Джейн, сколько прекрасных снов мы с тобой увидели? Мы веселились, были беззаботно счастливыми, как юные, неоперившиеся дети, несмышленые и верящие в то, что мечта обязательно однажды станет явью. Мы хоронили весну и воскрешали нашей, особой магией лето. А затем мы просыпались и снова видели алый, безнадежный закат. И чувство горечи и неимоверного разочарования разливалось по телу подобно внутреннему кровотечению – быстро, болезненно и практически необратимо.
Взгляни, разорвано небо тенями майской прохлады. Не будем просить подаяния у тускнеющего небосвода. Даже, если оно, безмятежное, испытывает к нам что-то сродни сочувствия. Я люблю наблюдать, как ты смотришь на пламя заката. О чем ты тогда думаешь? О своей боли? О том, что боишься взлететь? Но в глазах твоих что-то загорается, а мысли, как челны без гребца, плавают хаотично, не слаженно в черных водах твоих зрачков почерневших. Что ты ищешь в дали, отчужденный философ?
Тонкие, алебастровые и такие нежные пальчики аккуратно создают мне новые крылья. Прикреплять их, перо за пером, на место старых, скрывая шрамы, на удивление не больно. В этот раз они окажутся другими, не такими, как предыдущие. Они будут очень крепкими, так, что я не расплавлюсь в следующий раз, соприкоснувшись с палящими лучами. И падать вниз будет не больно. Я верю, что хватит сил смеяться до последнего. Мой истекающий кровью, ощипанный петух не сможет говорить, но когда настанет то самое время, сумеет оставить за собой последний жест. Может, во мне не все чувства атрофировались в душе .
Хэй, Джейн! К черту все! Не унывай! И не бойся! Я придумаю тебе крылья. Даже если нам очень больно, хватит уже думать об этом. Пора уж расправить крылья и улететь отсюда. Когда ты станешь достаточно смелой, мы обязательно полетим.
18 мая 2013 в 23:01
Художник: Лола Гюнтер.
Я еле дышу. Все смешалось в один запутанный, болезненный и тошнотворный клубок, насквозь пропитанный кипучей, отравленной болью. Пурпурные, черные нити этих чувств опутали мою душу полностью, не оставляя ни единого шанса на спасение. Бракованная душа и разрозненные клочки сердца - разве это может быть целой, функциональной единицей? Но, тем не менее, я был именно таким, и, можно сказать, вполне сносно существовал. Даже когда оступился и полетел вниз, глубоко погрязнув в пространстве бескрайнего ночного неба. Повяз так крепко и далеко, что на гребне молитвы не вывернуть руля в обратную сторону. Я падал…падал…сражаясь с луной, которая жалила тело в ночи, не замечая капель собственной крови, притворяющихся мертвыми семенами в мякоти звезд.
Небо казалось пустым и чистым, безмятежным в своей лазури. Но все это маска. О, да! Маска! Посмотри, Джейн, зорко, вскрой скальпелем глаза фальшивую благодать. Плюется заскорузлым ядом над ущербной тоской города. У меня было целое море… Теперь с трудом можно верить, что у меня было и где-то теперь живет целое море! Сердце мое, где теперь я тебя отыщу?
Я падал, ощущая полет. Возможно, последний в своей жизни. Фееричное и захватывающее чувство эйфории, последнего жадного глотка свободы. Опьяняюще свистел ветер и в эти минуты я чувствовал, что я живой. Восхитительно, не правда ли? А на память остаются кровоточащие, незаживающие раны на спине – два уродливых параллельных рубца на спине. И перья, ковер из синих и малахитовых перьев. У меня больше не было крыльев.
Смотрите-смотрите, а я не умею летать. Где же ваши камни, что разобьются о мою спину?
Хэй, Джейн, сколько прекрасных снов мы с тобой увидели? Мы веселились, были беззаботно счастливыми, как юные, неоперившиеся дети, несмышленые и верящие в то, что мечта обязательно однажды станет явью. Мы хоронили весну и воскрешали нашей, особой магией лето. А затем мы просыпались и снова видели алый, безнадежный закат. И чувство горечи и неимоверного разочарования разливалось по телу подобно внутреннему кровотечению – быстро, болезненно и практически необратимо.
Взгляни, разорвано небо тенями майской прохлады. Не будем просить подаяния у тускнеющего небосвода. Даже, если оно, безмятежное, испытывает к нам что-то сродни сочувствия. Я люблю наблюдать, как ты смотришь на пламя заката. О чем ты тогда думаешь? О своей боли? О том, что боишься взлететь? Но в глазах твоих что-то загорается, а мысли, как челны без гребца, плавают хаотично, не слаженно в черных водах твоих зрачков почерневших. Что ты ищешь в дали, отчужденный философ?
Тонкие, алебастровые и такие нежные пальчики аккуратно создают мне новые крылья. Прикреплять их, перо за пером, на место старых, скрывая шрамы, на удивление не больно. В этот раз они окажутся другими, не такими, как предыдущие. Они будут очень крепкими, так, что я не расплавлюсь в следующий раз, соприкоснувшись с палящими лучами. И падать вниз будет не больно. Я верю, что хватит сил смеяться до последнего. Мой истекающий кровью, ощипанный петух не сможет говорить, но когда настанет то самое время, сумеет оставить за собой последний жест. Может, во мне не все чувства атрофировались в душе .
Хэй, Джейн! К черту все! Не унывай! И не бойся! Я придумаю тебе крылья. Даже если нам очень больно, хватит уже думать об этом. Пора уж расправить крылья и улететь отсюда. Когда ты станешь достаточно смелой, мы обязательно полетим.
18 мая 2013 в 23:01
Художник: Лола Гюнтер.
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
«Never more!»
В глухую, промозглую весеннюю полночь в коматозном полусне я размышлял над давно позабытыми и никому не нужными трудами греков. Сквозь давящую на виски ночную тишину и рокот редко проносившегося транспорта, я расслышал легкий, почти неразличимый стук. Я прекрасно помню. За окном во всем буйстве грязно-серых и блеклых белых красок стоял необычно холодный и снежный март. В стеклянном плену лампочек в агонии умирал электрический свет. Я страстно желал, чтобы хмурое утро поскорее наступило, разгоняя лихорадочное безумство ночи, когда мысли и чувства роем взбесившихся пчел атакуют тебя, и ты ничего не можешь поделать. Даже забыться в тяжелом, свинцовом сне. Напрасно я силился утопить черную тоску по тебе на страницах древних фолиантов.
В призрачном шорохе занавесок цвета заходящего солнца плясали ритуальный танец тени, наполняя мою душу почти животным страхом, так, что сердце судорожно билось, как загнанная птичка, а в груди разлилось пугающее оцепенение. Как мантру, я повторял себе, что в дверь моей комнаты стучит или случайный путник, или очередная побирушка, просящая денег на очередной благотворительный взнос. Тогда я немного успокоился и без всякой опаски распахнул дверь. Но все, что разглядели мои глаза - это мрак кромешной ночи, смутные очертания лестницы и дверей.. И больше ничего.
Я пристально всматривался в эту тьму, пытаясь различить хоть смутный силуэт, уловить хоть ничтожно слабый намек на чужое дыхание. Но пусто. Страхи разгорелись с новой силой, как будто кто-то подлил бензина. Но тишина не дрогнула. И я так и стоял, пришибленный и ничего не понимающий. Лишь одно имя сорвалось с удивленных губ. Твое. И эхо-пересмешник, издеваясь, повторило его несколько раз томным, почти насмешливым шепотом.
Вернувшись, я пребывал в полнейшем смятении. Душа моя изнутри судорожно билась в немой удушающей истерике. Я снова услышал стук, более уверенный и громкий. Я распахнул деревянную раму окна, впуская холодный мартовский воздух. Вместе с ветром в мою унылую обитель влетел черный ворон, порывисто хлопая мощными крыльями. Он не проявил не малейшего уважения, нагло вторгаясь в мою комнату, он не остановился, уверенно направляясь к книжному шкафу, на который вальяжно, с барской ленцой уселся. Я с нетерпение ждал, что сейчас вот-вот должно произойти что-то особенное, но… он просто сидел.. и больше ничего.
Эта черная величественная птица вызвала у меня горькую и вместе с тем крайне печальную улыбку. Воззрившись на ее строгую физиономию, я спросил: «Как тебя зовут?», на что она презрительно каркнула, глядя на меня с высоты книжного шкафа: «Never more!» Я был немного, самую малость ошеломлен. Я не ожидал, что случайно залетевший ко мне ворон может понимать речь, тем более, отвечать и носить такое имя. Впрочем, это не имело особого значения, не затронуло струн моей искореженной души. Единственное, что отпечаталось глубоким следом, так это его фраза, то, с какой силой он ее произнес, как будто вложил всю свою сущность, всего себя в эти два слова. Больше он не издал ни звука и не пошевелил ни единым пером. Я продолжал убеждать себя с упорством остервенелого ботаника, что его слова – разбитые надежды сердца его бывшего хозяина, облеченные в заунывную форму песни «Никогда больше, никогда…»
Откидываясь на спинку мягкого кресла, я стал раздумывать над тем, что же пыталась сказать эта отощавшая, злополучная, гордая птица, сейчас неподвижно восседавшая на крышке деревянного книжного шкафа. Какой смысл был в ее надсадном, хриплом «Never more!»? Постепенно я словно слился с мягким креслом, застывая и каменея, теряясь в собственных мыслях и догадках, казалось, я заблудился в своих размышлениях, уже не обращая никакого внимания на ворона. Лишь взгляд его янтарных, жгучих и немигающих глаз сжигал меня до самой глубины сердца.
Тогда мне привиделось, что комната стала наполняться клубами эфемерного, легкого тумана, вся небольшая площадь комнаты наполнилась невероятным, волнующим ароматом степи, моря, всего того, с чем я ассоциировал свободу. Я почувствовал, как ледяной кокон с треском рассыпается, как будто дуновение этой грезы бальзамом капает на один из миллионов шрамов в попытке залечить. Как будто должен я забыть. Успокоиться. Стереть из памяти все, что связано с тобой. На периферии я услышал, как ворон еще раз гаркнул «Never more!» и мои глаза широко распахнулись.
«"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil!»
Перед глазами все поплыло, тело сдавил мучительный спазм, и я резко вскочил.
- Отправляйся снова в ненастье. Возвращайся во тьму Нюкты, утопи свои лживые речи в реке Стикс!
На мою исступленную тираду ворон ответил привычным : «Никогда больше.»
И ворон, застывший, как живая статуя каменного Мигела, неподвижно сидел на шкафу, с пленительным взором видящего грезы безумца, от его смоляной фигурки плывет серая тень, отплясывающая свой искристый танец под мелодию агонии электрического света. А душа моя, раскуроченная тоской и невозможностью из круга этой тени, мягко и по-тигриному грациозно стелющийся по полу, не выберется больше никогда!
27 марта 2013 в 21:01
Художник: Лола Гюнтер.
В глухую, промозглую весеннюю полночь в коматозном полусне я размышлял над давно позабытыми и никому не нужными трудами греков. Сквозь давящую на виски ночную тишину и рокот редко проносившегося транспорта, я расслышал легкий, почти неразличимый стук. Я прекрасно помню. За окном во всем буйстве грязно-серых и блеклых белых красок стоял необычно холодный и снежный март. В стеклянном плену лампочек в агонии умирал электрический свет. Я страстно желал, чтобы хмурое утро поскорее наступило, разгоняя лихорадочное безумство ночи, когда мысли и чувства роем взбесившихся пчел атакуют тебя, и ты ничего не можешь поделать. Даже забыться в тяжелом, свинцовом сне. Напрасно я силился утопить черную тоску по тебе на страницах древних фолиантов.
В призрачном шорохе занавесок цвета заходящего солнца плясали ритуальный танец тени, наполняя мою душу почти животным страхом, так, что сердце судорожно билось, как загнанная птичка, а в груди разлилось пугающее оцепенение. Как мантру, я повторял себе, что в дверь моей комнаты стучит или случайный путник, или очередная побирушка, просящая денег на очередной благотворительный взнос. Тогда я немного успокоился и без всякой опаски распахнул дверь. Но все, что разглядели мои глаза - это мрак кромешной ночи, смутные очертания лестницы и дверей.. И больше ничего.
Я пристально всматривался в эту тьму, пытаясь различить хоть смутный силуэт, уловить хоть ничтожно слабый намек на чужое дыхание. Но пусто. Страхи разгорелись с новой силой, как будто кто-то подлил бензина. Но тишина не дрогнула. И я так и стоял, пришибленный и ничего не понимающий. Лишь одно имя сорвалось с удивленных губ. Твое. И эхо-пересмешник, издеваясь, повторило его несколько раз томным, почти насмешливым шепотом.
Вернувшись, я пребывал в полнейшем смятении. Душа моя изнутри судорожно билась в немой удушающей истерике. Я снова услышал стук, более уверенный и громкий. Я распахнул деревянную раму окна, впуская холодный мартовский воздух. Вместе с ветром в мою унылую обитель влетел черный ворон, порывисто хлопая мощными крыльями. Он не проявил не малейшего уважения, нагло вторгаясь в мою комнату, он не остановился, уверенно направляясь к книжному шкафу, на который вальяжно, с барской ленцой уселся. Я с нетерпение ждал, что сейчас вот-вот должно произойти что-то особенное, но… он просто сидел.. и больше ничего.
Эта черная величественная птица вызвала у меня горькую и вместе с тем крайне печальную улыбку. Воззрившись на ее строгую физиономию, я спросил: «Как тебя зовут?», на что она презрительно каркнула, глядя на меня с высоты книжного шкафа: «Never more!» Я был немного, самую малость ошеломлен. Я не ожидал, что случайно залетевший ко мне ворон может понимать речь, тем более, отвечать и носить такое имя. Впрочем, это не имело особого значения, не затронуло струн моей искореженной души. Единственное, что отпечаталось глубоким следом, так это его фраза, то, с какой силой он ее произнес, как будто вложил всю свою сущность, всего себя в эти два слова. Больше он не издал ни звука и не пошевелил ни единым пером. Я продолжал убеждать себя с упорством остервенелого ботаника, что его слова – разбитые надежды сердца его бывшего хозяина, облеченные в заунывную форму песни «Никогда больше, никогда…»
Откидываясь на спинку мягкого кресла, я стал раздумывать над тем, что же пыталась сказать эта отощавшая, злополучная, гордая птица, сейчас неподвижно восседавшая на крышке деревянного книжного шкафа. Какой смысл был в ее надсадном, хриплом «Never more!»? Постепенно я словно слился с мягким креслом, застывая и каменея, теряясь в собственных мыслях и догадках, казалось, я заблудился в своих размышлениях, уже не обращая никакого внимания на ворона. Лишь взгляд его янтарных, жгучих и немигающих глаз сжигал меня до самой глубины сердца.
Тогда мне привиделось, что комната стала наполняться клубами эфемерного, легкого тумана, вся небольшая площадь комнаты наполнилась невероятным, волнующим ароматом степи, моря, всего того, с чем я ассоциировал свободу. Я почувствовал, как ледяной кокон с треском рассыпается, как будто дуновение этой грезы бальзамом капает на один из миллионов шрамов в попытке залечить. Как будто должен я забыть. Успокоиться. Стереть из памяти все, что связано с тобой. На периферии я услышал, как ворон еще раз гаркнул «Never more!» и мои глаза широко распахнулись.
«"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil!»
Перед глазами все поплыло, тело сдавил мучительный спазм, и я резко вскочил.
- Отправляйся снова в ненастье. Возвращайся во тьму Нюкты, утопи свои лживые речи в реке Стикс!
На мою исступленную тираду ворон ответил привычным : «Никогда больше.»
И ворон, застывший, как живая статуя каменного Мигела, неподвижно сидел на шкафу, с пленительным взором видящего грезы безумца, от его смоляной фигурки плывет серая тень, отплясывающая свой искристый танец под мелодию агонии электрического света. А душа моя, раскуроченная тоской и невозможностью из круга этой тени, мягко и по-тигриному грациозно стелющийся по полу, не выберется больше никогда!
27 марта 2013 в 21:01
Художник: Лола Гюнтер.
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Удар - удар - удар - удар.
Каждый мятежный росчерк металлического клинка - вспышка памяти. Скользит железо, с лязгающим звоном отдаваясь в сердцах. Бешено гудят клинки, бархатистым голосом кабальеро воспевая песню смерти, в тумане лунных цветений приветствуя по-своему. Сможем ли мы когда-нибудь остановиться? Пресытимся ли этим? Или всегда в изнеможении будем искать, слепые, шафранные и хворые душой, зарю нашей жизни, когда не было траура облачной тени, пока горячие вены пели звонкой гитарой? Сплошное безумие.
Глаза в глаза, въедаясь друг в друга расширенными от бешенства зрачками. Тяжелое дыхание рваными па срывается с взмыленных губ, напрочь обрывая дыхание. Воспоминания приходят непроизвольно, отражаясь зыбким набором нечетных чисел, квадратиков в совершенно нечитаемом виде на треснутом экране мобильного телефона. Ничтожные властители теневой стороны гемисферы, затеявшие недостойную игру на выживание под стрекот таинственных, будто вышитых бисером, цикад. Мы оба балансируем на грани невозможности, еще чуть-чуть, и сорвешься, полетишь в бездну, где нет ничего, лишь два коротких и грустных такта почти завершенной мелодии, замершие в серебристом Ничто. Конечно, не хочется доводить до такого. Мы беспощадны и бескомпромиссны к своим врагам, но не это ли притягивает нас к друг другу? Не это ли связывает нас тонкой, но такой прочной красной нитью судьбы? Особая, пленительная сила. Восхитительная, беспомощная нежность, бледными асфоделями цветущая в глубине антрацитовых глаз и жгучий адреналин. Энергетический экстаз, негласное единение чувств, скорее по инерции, чем по согласию, игра чувств, ума. Как будто в том разбитом мобильном для нас нажали функцию «по умолчанию» и выбросили в бесконечное путешествие по ручьям жизни. Тайно, без лишних слов, но так кристально ясно и четко. Наверное, мы – неповторимое, бесценное знание только для нас двоих.
Но настраиваться на результат не хочется. Неизвестно, что будет развязкой этого смертельно-игрушечного противостояния – и все-таки, я не хочу приближать финал. Что же победит? Везение, мастерство, случайность- все те составляющие, включающие в себя холодный рассудок, готовый к очередному поединку, спокойствие, сила. А, может, ряд осечек, промахов и огрех? Такой исход вполне имеет право на существование. Даже самые способные и опытные ошибаются.
В моей памяти всплывают лишь единичные случаи, когда я сожалел о чьей-то смерти. В этот раз я претворюсь, что мне не больно. Это же игра. А я - твое препятствие, которое ты никак не можешь преодолеть. Я сделаю все, чтобы исход у этой партии был не продуманным и заранее спланированным талантливыми программистами. Я стану единственным исключением в твоем упорядоченном и пунктуальном мирке. Как и ты в моем.
Удар-удар-удар.
Клинки ругаются, бурно отстаивая свою правду за нас. Неистовый, сокрушительный ты и мятежный я. Отчего-то мне кажется, что твой клинок звучит сегодня по-особенному, обвинительно, чертовски обиженно. И на секунду мне становится смешно. Неужели ты так и не понимал происходящего? Даже не догадывался? А теперь, когда мы так крепко связаны, хочешь показать, как рассержен незнанием? Ты избирательно слепой слепец. Не то, что я со своим ушедшим в далекий минус зрением.
В этот раз бой на пределе. Мы не собираемся щадить друг друга, недостойной подачки в виде никчемной жалости никто из нас не приемлет. Атаки становятся все чаще, резче, никогда еще мы не дрались так ожесточенно и непримиримо. Идти до фатальной развязки, положить конец игре и нашему противостоянию, вложив всего себя в металлическое лезвие клинка. Одинаковые глаза вспыхивают печальными, тусклыми ирисами. Мы оба чувствуем одно и то же чувство. Такое знакомое. Да-да, моя дорогая, сегодня прольется много крови, и твоей, и моей. И видят мои проклятые боги, никакой жизни не жалко.
Взмах. Полет. Красная нитка судьбы все сильнее, все очевиднее опутывает двух человек, танцующих свой последний совместный танец в белом свете Луны, чесночной дольки.
А звезды по черному небосводу бессмертниками застыли.
15 марта 2013 в 17:06
Художник: Лола Гюнтер.
Каждый мятежный росчерк металлического клинка - вспышка памяти. Скользит железо, с лязгающим звоном отдаваясь в сердцах. Бешено гудят клинки, бархатистым голосом кабальеро воспевая песню смерти, в тумане лунных цветений приветствуя по-своему. Сможем ли мы когда-нибудь остановиться? Пресытимся ли этим? Или всегда в изнеможении будем искать, слепые, шафранные и хворые душой, зарю нашей жизни, когда не было траура облачной тени, пока горячие вены пели звонкой гитарой? Сплошное безумие.
Глаза в глаза, въедаясь друг в друга расширенными от бешенства зрачками. Тяжелое дыхание рваными па срывается с взмыленных губ, напрочь обрывая дыхание. Воспоминания приходят непроизвольно, отражаясь зыбким набором нечетных чисел, квадратиков в совершенно нечитаемом виде на треснутом экране мобильного телефона. Ничтожные властители теневой стороны гемисферы, затеявшие недостойную игру на выживание под стрекот таинственных, будто вышитых бисером, цикад. Мы оба балансируем на грани невозможности, еще чуть-чуть, и сорвешься, полетишь в бездну, где нет ничего, лишь два коротких и грустных такта почти завершенной мелодии, замершие в серебристом Ничто. Конечно, не хочется доводить до такого. Мы беспощадны и бескомпромиссны к своим врагам, но не это ли притягивает нас к друг другу? Не это ли связывает нас тонкой, но такой прочной красной нитью судьбы? Особая, пленительная сила. Восхитительная, беспомощная нежность, бледными асфоделями цветущая в глубине антрацитовых глаз и жгучий адреналин. Энергетический экстаз, негласное единение чувств, скорее по инерции, чем по согласию, игра чувств, ума. Как будто в том разбитом мобильном для нас нажали функцию «по умолчанию» и выбросили в бесконечное путешествие по ручьям жизни. Тайно, без лишних слов, но так кристально ясно и четко. Наверное, мы – неповторимое, бесценное знание только для нас двоих.
Но настраиваться на результат не хочется. Неизвестно, что будет развязкой этого смертельно-игрушечного противостояния – и все-таки, я не хочу приближать финал. Что же победит? Везение, мастерство, случайность- все те составляющие, включающие в себя холодный рассудок, готовый к очередному поединку, спокойствие, сила. А, может, ряд осечек, промахов и огрех? Такой исход вполне имеет право на существование. Даже самые способные и опытные ошибаются.
В моей памяти всплывают лишь единичные случаи, когда я сожалел о чьей-то смерти. В этот раз я претворюсь, что мне не больно. Это же игра. А я - твое препятствие, которое ты никак не можешь преодолеть. Я сделаю все, чтобы исход у этой партии был не продуманным и заранее спланированным талантливыми программистами. Я стану единственным исключением в твоем упорядоченном и пунктуальном мирке. Как и ты в моем.
Удар-удар-удар.
Клинки ругаются, бурно отстаивая свою правду за нас. Неистовый, сокрушительный ты и мятежный я. Отчего-то мне кажется, что твой клинок звучит сегодня по-особенному, обвинительно, чертовски обиженно. И на секунду мне становится смешно. Неужели ты так и не понимал происходящего? Даже не догадывался? А теперь, когда мы так крепко связаны, хочешь показать, как рассержен незнанием? Ты избирательно слепой слепец. Не то, что я со своим ушедшим в далекий минус зрением.
В этот раз бой на пределе. Мы не собираемся щадить друг друга, недостойной подачки в виде никчемной жалости никто из нас не приемлет. Атаки становятся все чаще, резче, никогда еще мы не дрались так ожесточенно и непримиримо. Идти до фатальной развязки, положить конец игре и нашему противостоянию, вложив всего себя в металлическое лезвие клинка. Одинаковые глаза вспыхивают печальными, тусклыми ирисами. Мы оба чувствуем одно и то же чувство. Такое знакомое. Да-да, моя дорогая, сегодня прольется много крови, и твоей, и моей. И видят мои проклятые боги, никакой жизни не жалко.
Взмах. Полет. Красная нитка судьбы все сильнее, все очевиднее опутывает двух человек, танцующих свой последний совместный танец в белом свете Луны, чесночной дольки.
А звезды по черному небосводу бессмертниками застыли.
15 марта 2013 в 17:06
Художник: Лола Гюнтер.
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
В немом, судорожно заглоченном крике разрываешься на тысячи кусков. Чувство стоического отвращения? Как же ты мне знакомо! А, давайте-ка, сыграем в игру на выживание!
Не избежать. Стою на перицентре у тебя, с винтовкой наперевес, как ракеткой для игры в бадминтон. Смотришь немного укоризненно, и во мне шевелится давно позабытое чувство неловкости. От того, что ты узнала меня таким. Мое сумасшествие, преследующий меня делирий, наигран невинным взмахом твоих черных ресниц, блеском антрацитовых глаз, твоими переменчивыми чувствами. Я никому и никогда не желал смерти, хоть сейчас я и есть убивец. Но это не игра в маньяка и его трепещущую жертву. Детка, я прекращу резню.
Ты можешь понять, что сейчас вместо меня большой провал? Мы слишком далеко друг от друга: я, небо и море. Но и не самое дно. А ты еще слышишь их? Тех одиннадцать глупцов, что с постным видом полудохлого инквизитора пели лживые морали о жизни и втолковывали свои рабские запреты? Или вспомни ангелов, которые кляли нас с тобой. Молча. Словно подвергая анафеме. Тогда же вся магия, все волшебство оказалось дешевым трюком, бессмысленным фокусом, который не помог мне ускользнуть. Тогда все эти "чудеса" развеялись также легко, как прах, пепел над водами мутного, могучего, но прогнивающего священного Ганга. Тупая вера, так и не нашедшая применения в багрово-алебастровой реальности.
Глупо. С горьким послевкусием ржавого металла на языке. Надежды, что стайкой летучих мышей теснились в распоротой груди, сердца, которое уж отдано без права возврата, те люди, которых я убил... От моих кошмаров мне было не скрыться. Или ненароком забрести в паутину или чьи-то силки.
Мне надо извиниться? Покаяться, сказав: "Простите"? Подойди ко мне поближе! Дай в последний раз обнять, проститься так, что сердце спазмом сдавит. Подтолкнуть тебя вперед, заставляя сделать робкий шаг, оставляя в прошлом мои ничтожные попытки жестоко бросать, как будто прекращая игры с надоевшей, истрепанной игрушкой. Ты просто хотела быть с тем, кто сильнее тебя. А я не хотел быть ни правым, ни одиноким. Я желал, чтобы в твоих глазах я был просто собой, не убогой развалиной.
И снова ненавистный, кровавый вкус металла. Боль с заскорузлых шрамов злорадно скребет, отдаваясь слабым эхом. Теперь я хочу лишь одного - снова крылья отрастить, тысячи полупрозрачных мягких перьев голубого цвета, которые унесут меня в небо. А потом... С головокружительно высоты рухнуть вниз, в море, погружаясь в эту сине-зеленую иллюзию. Разбиваясь на куски без сожалений. Обретая счастье в полете. Обретая волю и способность дышать.
Я впечатлен, однако. Мертвякам и идеологам с гнилыми душонками всегда неплохо жилось в этом мире. Утешает глупый факт - все в одночасье когда-нибудь сгорим. Но, скажите мне, мой друг, отчего ж отщепенцы, аутсайдеры этого мира, извечно никем не любимы?
Ты насмехаешься лукаво. Как еще ты можешь улыбаться, а? Я слышу этот тихий смех. Когда любовно бегал с керосинкой, поджигая все мосты, когда планомерно, кропотливо уничтожал каждый шанс глотнуть чуть-чуть, совсем немного, жизни для души. Разве я несу сплошняком и меланхолию, и боль, окрашивая черным все вокруг? Я знаю лишь одно. Хоть раньше убивал и много крови попусту разлил, не быть тебе у штурвала в бурю. Сокройте лживые улыбки, затушите надежды лживой фимиам, я дико утомлен от обмана, уловок судьбы и глупых разговоров.
Вкус сочного, созревшего яблока теряется в гнили и в тоннелях жадного червяка, пожравшего его. Ухватиться за последнюю пряную ноту, последнюю каплю свежести невозможно. Надсадной трелью она исчезает. Не потерять? Исключено.
Вот так и вышло с нами. Безрадостный конец обычной житейской истории. Без недужного Хэппи Эндо, с стылой уверенностью, что возмездие нагрянет.
Не нужно, серьезно. Так жалко выглядит история всей жизни.
And... I'm a prince and I live in a ship.
28 февраля 2013 в 19:01
Художник: Лола Гюнтер.
Не избежать. Стою на перицентре у тебя, с винтовкой наперевес, как ракеткой для игры в бадминтон. Смотришь немного укоризненно, и во мне шевелится давно позабытое чувство неловкости. От того, что ты узнала меня таким. Мое сумасшествие, преследующий меня делирий, наигран невинным взмахом твоих черных ресниц, блеском антрацитовых глаз, твоими переменчивыми чувствами. Я никому и никогда не желал смерти, хоть сейчас я и есть убивец. Но это не игра в маньяка и его трепещущую жертву. Детка, я прекращу резню.
Ты можешь понять, что сейчас вместо меня большой провал? Мы слишком далеко друг от друга: я, небо и море. Но и не самое дно. А ты еще слышишь их? Тех одиннадцать глупцов, что с постным видом полудохлого инквизитора пели лживые морали о жизни и втолковывали свои рабские запреты? Или вспомни ангелов, которые кляли нас с тобой. Молча. Словно подвергая анафеме. Тогда же вся магия, все волшебство оказалось дешевым трюком, бессмысленным фокусом, который не помог мне ускользнуть. Тогда все эти "чудеса" развеялись также легко, как прах, пепел над водами мутного, могучего, но прогнивающего священного Ганга. Тупая вера, так и не нашедшая применения в багрово-алебастровой реальности.
Глупо. С горьким послевкусием ржавого металла на языке. Надежды, что стайкой летучих мышей теснились в распоротой груди, сердца, которое уж отдано без права возврата, те люди, которых я убил... От моих кошмаров мне было не скрыться. Или ненароком забрести в паутину или чьи-то силки.
Мне надо извиниться? Покаяться, сказав: "Простите"? Подойди ко мне поближе! Дай в последний раз обнять, проститься так, что сердце спазмом сдавит. Подтолкнуть тебя вперед, заставляя сделать робкий шаг, оставляя в прошлом мои ничтожные попытки жестоко бросать, как будто прекращая игры с надоевшей, истрепанной игрушкой. Ты просто хотела быть с тем, кто сильнее тебя. А я не хотел быть ни правым, ни одиноким. Я желал, чтобы в твоих глазах я был просто собой, не убогой развалиной.
И снова ненавистный, кровавый вкус металла. Боль с заскорузлых шрамов злорадно скребет, отдаваясь слабым эхом. Теперь я хочу лишь одного - снова крылья отрастить, тысячи полупрозрачных мягких перьев голубого цвета, которые унесут меня в небо. А потом... С головокружительно высоты рухнуть вниз, в море, погружаясь в эту сине-зеленую иллюзию. Разбиваясь на куски без сожалений. Обретая счастье в полете. Обретая волю и способность дышать.
Я впечатлен, однако. Мертвякам и идеологам с гнилыми душонками всегда неплохо жилось в этом мире. Утешает глупый факт - все в одночасье когда-нибудь сгорим. Но, скажите мне, мой друг, отчего ж отщепенцы, аутсайдеры этого мира, извечно никем не любимы?
Ты насмехаешься лукаво. Как еще ты можешь улыбаться, а? Я слышу этот тихий смех. Когда любовно бегал с керосинкой, поджигая все мосты, когда планомерно, кропотливо уничтожал каждый шанс глотнуть чуть-чуть, совсем немного, жизни для души. Разве я несу сплошняком и меланхолию, и боль, окрашивая черным все вокруг? Я знаю лишь одно. Хоть раньше убивал и много крови попусту разлил, не быть тебе у штурвала в бурю. Сокройте лживые улыбки, затушите надежды лживой фимиам, я дико утомлен от обмана, уловок судьбы и глупых разговоров.
Вкус сочного, созревшего яблока теряется в гнили и в тоннелях жадного червяка, пожравшего его. Ухватиться за последнюю пряную ноту, последнюю каплю свежести невозможно. Надсадной трелью она исчезает. Не потерять? Исключено.
Вот так и вышло с нами. Безрадостный конец обычной житейской истории. Без недужного Хэппи Эндо, с стылой уверенностью, что возмездие нагрянет.
Не нужно, серьезно. Так жалко выглядит история всей жизни.
And... I'm a prince and I live in a ship.
28 февраля 2013 в 19:01
Художник: Лола Гюнтер.
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
я пишу для тебя уже тысячный стих,
выворачиваясь наизнанку.
но на все мои жалкие "Ich liebe Dich",
ты, смеясь, отвечаешь: "Danke".
Не знаю, когда я полюбил его. Как оно появилось, что стало основой, как оно строилось. Это чувство. Я помнил - ты не воровал моего сердца, не врывался туда огненным торнадо, выжигая поля бледно-розовых асфоделей и полупрозрачных, малахитовых, с белоснежными прожилками, анемон моей души. Мое сердце признало его равным и капитулировало абсолютно добровольно. Такой была увертюра к дальнейшей бурной, исступлено метущейся симфонии наших отношений.
Я не сожалею. Ни об одном чертовом мгновении с тобой, которое превращало мое существование в жизнь. Мне даже не жаль, что я не могу расплакаться, горько, долго, навзрыд, не тая ничего. Выплескивая всю ту безнадежность, что неустанно копилась во мне. Кого винить? Холодная зимняя ночь оказалась слишком беспощадной ко мне, подхватывая одеревеневшее тело, словно безвольную куклу, лапами метели, сжигая дотла морозным дыханием ответов. На что я надеялся? Что смогу переиграть жизнь, обойти все то, во что ты так веришь, предлагая тебе всю мою отравленную, ни единожды руганную любовь? Скажи, почему надежда стальными анемонами все еще цветет во мне?
Кто я для тебя? Ты когда-нибудь задумывался об этом?
Слишком самонадеянно было с моей стороны поверить в твою любовь. Дать себе право на счастье, думать, что я важнее, ты важнее, мы важнее. Допустить, что так бывает. Но это больше напоминало тот самый пресловутый воздушный замок, который я любовно выстроил, безрассудно забывая, что сильный порыв проказника-ветра имеет обыкновение раздувать облака, ни оставляя ничего, ни малейшего упоминания… Но я рискнул. И ни минуты не сожалею об этом.
Давай разделим этот мир. Музыку, смех, вкус ветра, гулкое сердцебиение города, распластанные по небу звезды… Выбирай! А тебя…мне.
Только нуждаешься ли ты во всем этом? Не знаю. Просто выбери меня. И я найду тебе выход. Я сумею. Ведь у тебя принципы, долг, а у меня – любовь. Единственное постоянное в моей жизни. В моем сердце поселился ты, и там более нет места для других. Я не желаю заключать несуразных компромиссов. У каждого из нас своя правда. Свою я давно безвозмездно отдал проклятым богам, оставив себе право бороздить простор других миров, существовать на границе моей вменяемости, моего сознания. Знаешь, всякий раз беря в руки ручку, стыло глядя на белый лист бумаги, готовясь исторгнуть новую порцию моих излияний тебе, я думаю: «Зачем? Зачем ты так поступаешь? Я не смогу отделаться от мыслей о тебе, пытался уже. Бесполезно. Я лишь острее чувствую свою любовь к тебе. У меня нет шансов на рестарт.»
Теперь, сидя на кровати, читая книгу, сочиняя очередной стих для тебя, я беспрестанно думаю о тебе. Не оставляй меня одного, наедине с подступающей пустотой. От этого мне слишком одиноко. Прошу, пожалуйста, подай мне руку. Давай шагнем из этого мира тьмы вперед вдвоем. Всю мою любовь я давным-давно отдал тебе. Это все, что у меня есть. Просто поверь... Я всегда буду заботиться о тебе и не отброшу твоей руки. Да будет так.
Художник: Лола Гюнтер.
22 февраля 2013 в 23:02
выворачиваясь наизнанку.
но на все мои жалкие "Ich liebe Dich",
ты, смеясь, отвечаешь: "Danke".
Не знаю, когда я полюбил его. Как оно появилось, что стало основой, как оно строилось. Это чувство. Я помнил - ты не воровал моего сердца, не врывался туда огненным торнадо, выжигая поля бледно-розовых асфоделей и полупрозрачных, малахитовых, с белоснежными прожилками, анемон моей души. Мое сердце признало его равным и капитулировало абсолютно добровольно. Такой была увертюра к дальнейшей бурной, исступлено метущейся симфонии наших отношений.
Я не сожалею. Ни об одном чертовом мгновении с тобой, которое превращало мое существование в жизнь. Мне даже не жаль, что я не могу расплакаться, горько, долго, навзрыд, не тая ничего. Выплескивая всю ту безнадежность, что неустанно копилась во мне. Кого винить? Холодная зимняя ночь оказалась слишком беспощадной ко мне, подхватывая одеревеневшее тело, словно безвольную куклу, лапами метели, сжигая дотла морозным дыханием ответов. На что я надеялся? Что смогу переиграть жизнь, обойти все то, во что ты так веришь, предлагая тебе всю мою отравленную, ни единожды руганную любовь? Скажи, почему надежда стальными анемонами все еще цветет во мне?
Кто я для тебя? Ты когда-нибудь задумывался об этом?
Слишком самонадеянно было с моей стороны поверить в твою любовь. Дать себе право на счастье, думать, что я важнее, ты важнее, мы важнее. Допустить, что так бывает. Но это больше напоминало тот самый пресловутый воздушный замок, который я любовно выстроил, безрассудно забывая, что сильный порыв проказника-ветра имеет обыкновение раздувать облака, ни оставляя ничего, ни малейшего упоминания… Но я рискнул. И ни минуты не сожалею об этом.
Давай разделим этот мир. Музыку, смех, вкус ветра, гулкое сердцебиение города, распластанные по небу звезды… Выбирай! А тебя…мне.
Только нуждаешься ли ты во всем этом? Не знаю. Просто выбери меня. И я найду тебе выход. Я сумею. Ведь у тебя принципы, долг, а у меня – любовь. Единственное постоянное в моей жизни. В моем сердце поселился ты, и там более нет места для других. Я не желаю заключать несуразных компромиссов. У каждого из нас своя правда. Свою я давно безвозмездно отдал проклятым богам, оставив себе право бороздить простор других миров, существовать на границе моей вменяемости, моего сознания. Знаешь, всякий раз беря в руки ручку, стыло глядя на белый лист бумаги, готовясь исторгнуть новую порцию моих излияний тебе, я думаю: «Зачем? Зачем ты так поступаешь? Я не смогу отделаться от мыслей о тебе, пытался уже. Бесполезно. Я лишь острее чувствую свою любовь к тебе. У меня нет шансов на рестарт.»
Теперь, сидя на кровати, читая книгу, сочиняя очередной стих для тебя, я беспрестанно думаю о тебе. Не оставляй меня одного, наедине с подступающей пустотой. От этого мне слишком одиноко. Прошу, пожалуйста, подай мне руку. Давай шагнем из этого мира тьмы вперед вдвоем. Всю мою любовь я давным-давно отдал тебе. Это все, что у меня есть. Просто поверь... Я всегда буду заботиться о тебе и не отброшу твоей руки. Да будет так.
Художник: Лола Гюнтер.
22 февраля 2013 в 23:02
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Как вдруг так получилось, что мне стало все равно? Когда это произошло? Зачем? Я не знаю. Не имею ни малейшего представления об этом.
Одно я мог сказать точно - это парализующее состояние кислой апатии пришло не мгновенно, как нежданный снегопад в мае, оно подкрадывалось, изменения протекали почти незаметно, неторопливо. Не пережив больной душевный перелом, оставляющий глубокий шрам на покоцанной душе, маленькую или большую трагедию, разорвавшуюся в сердце подобно гранате, потерять интерес к жизни за один день невозможно. Безразличие и равнодушие вливались в меня, как физраствор из капельницы - медленно, капля за каплей, планомерно вытравляя мой организм. Мое существование окуталось непроницаемой дымкой форменного уныния и непроходящей тоски. По чему-то. Зачем-то.
А потом наступил этот момент, когда чека гранаты оборвалась и в голове в ту же самую секунду разорвалось отчетливое и такое ясное понимание: "Мне.. давно уже.. на все.. глубоко..абсолютно…
I don't care!
Дни. Обычные серые дни. Каждый, до блевотной улыбки, до тошнотворной гримасы, ставшего родным, сарказма, походил на другой. Краски, чувства перестали играть разными оттенками и ощущениями. Палитру моей жизни кто-то замазал темно-темно синим, оставляя после себя чернильные кляксы-следы. Я не помню, когда это произошло. Я мог с легкостью рассказать гуманистическую теорию Маслоу, разложить химический состав морской воды. Но я перестал замечать, что самые добрые и непосредственные слова могут выражать заботу и участие, что море может быть восхитительным, как манят его своенравные волны, как морская вода обволакивает белое тело.. Когда-то это стерлось из моего жесткого диска при столкновении с поломкой, а потом не нашлось хорошего программиста, чтобы восстановить поврежденные данные.
Люди. Однобокая череда однообразных моделей человеческого существа. Я был вынужден общаться с ними, вести себя так, как того требуют непреложные правила общества. Так полагалось по умолчанию. Никогда не забывайте улыбаться, говорить очередную, заранее известную туфту, оправдывайте беспричинные и бесконечные ожидания.
"Как же это странно! Как я скатился до этого?" Так я думал, пребывая в совершеннейшей прострации и ни струны, не дрогнуло внутри меня.
У меня было все, что могло бы сделать меня удовлетворенным жизнью беззаботным человечком. Но в душе я ощущал беснующуюся, разъедающую пустоту. Я не мог ее уничтожить, сломать, сколько бы ни пытался. Эти потуги вызывали у меня лишь саркастический оскал в темноте моей пыльной, заброшенной клетки. Я рвался туда, где кипела жизнь, лился теплый солнечный свет и смеялись дети. Но я не мог открыть засов клетки, сорвать замок, сломать прутья, тыкаясь носом в тупик всякий раз, словно маленький щенок. Все бессмысленно. Никто не слышит беззвучный крик о помощи. Мне не выбраться из этой ямы. Изредка, когда сквозь редкие прощелины моей темницы пробивался слабый свет изможденного солнца, я думал, что я проклят. В этом моем мире, наполненном лиловым безразличием и нескончаемым одиночеством.
Я просто ехал в вагоне экспресса "Жизнь", оцепенело, приморожено наблюдая, как мимо полетают живописные, полные ярких и сочных цветов, пейзажи, как проходит мимо череда дней и событий. Я не испытывал желания ехать дальше, но и не нажимал большую красную кнопку "Стоп", не сходил на одной из этих остановок. Я продолжал ехать вперед, бесцельно разглядывая окружающую действительность. Я не ждал, когда это закончится. Меня это не волновало.
Художник: Лола Гюнтер.
9 февраля 2013 в 21:07
Одно я мог сказать точно - это парализующее состояние кислой апатии пришло не мгновенно, как нежданный снегопад в мае, оно подкрадывалось, изменения протекали почти незаметно, неторопливо. Не пережив больной душевный перелом, оставляющий глубокий шрам на покоцанной душе, маленькую или большую трагедию, разорвавшуюся в сердце подобно гранате, потерять интерес к жизни за один день невозможно. Безразличие и равнодушие вливались в меня, как физраствор из капельницы - медленно, капля за каплей, планомерно вытравляя мой организм. Мое существование окуталось непроницаемой дымкой форменного уныния и непроходящей тоски. По чему-то. Зачем-то.
А потом наступил этот момент, когда чека гранаты оборвалась и в голове в ту же самую секунду разорвалось отчетливое и такое ясное понимание: "Мне.. давно уже.. на все.. глубоко..абсолютно…
I don't care!
Дни. Обычные серые дни. Каждый, до блевотной улыбки, до тошнотворной гримасы, ставшего родным, сарказма, походил на другой. Краски, чувства перестали играть разными оттенками и ощущениями. Палитру моей жизни кто-то замазал темно-темно синим, оставляя после себя чернильные кляксы-следы. Я не помню, когда это произошло. Я мог с легкостью рассказать гуманистическую теорию Маслоу, разложить химический состав морской воды. Но я перестал замечать, что самые добрые и непосредственные слова могут выражать заботу и участие, что море может быть восхитительным, как манят его своенравные волны, как морская вода обволакивает белое тело.. Когда-то это стерлось из моего жесткого диска при столкновении с поломкой, а потом не нашлось хорошего программиста, чтобы восстановить поврежденные данные.
Люди. Однобокая череда однообразных моделей человеческого существа. Я был вынужден общаться с ними, вести себя так, как того требуют непреложные правила общества. Так полагалось по умолчанию. Никогда не забывайте улыбаться, говорить очередную, заранее известную туфту, оправдывайте беспричинные и бесконечные ожидания.
"Как же это странно! Как я скатился до этого?" Так я думал, пребывая в совершеннейшей прострации и ни струны, не дрогнуло внутри меня.
У меня было все, что могло бы сделать меня удовлетворенным жизнью беззаботным человечком. Но в душе я ощущал беснующуюся, разъедающую пустоту. Я не мог ее уничтожить, сломать, сколько бы ни пытался. Эти потуги вызывали у меня лишь саркастический оскал в темноте моей пыльной, заброшенной клетки. Я рвался туда, где кипела жизнь, лился теплый солнечный свет и смеялись дети. Но я не мог открыть засов клетки, сорвать замок, сломать прутья, тыкаясь носом в тупик всякий раз, словно маленький щенок. Все бессмысленно. Никто не слышит беззвучный крик о помощи. Мне не выбраться из этой ямы. Изредка, когда сквозь редкие прощелины моей темницы пробивался слабый свет изможденного солнца, я думал, что я проклят. В этом моем мире, наполненном лиловым безразличием и нескончаемым одиночеством.
Я просто ехал в вагоне экспресса "Жизнь", оцепенело, приморожено наблюдая, как мимо полетают живописные, полные ярких и сочных цветов, пейзажи, как проходит мимо череда дней и событий. Я не испытывал желания ехать дальше, но и не нажимал большую красную кнопку "Стоп", не сходил на одной из этих остановок. Я продолжал ехать вперед, бесцельно разглядывая окружающую действительность. Я не ждал, когда это закончится. Меня это не волновало.
Художник: Лола Гюнтер.
9 февраля 2013 в 21:07
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Извечное, никогда не прекращающееся раздвоение души. Дуализм чувств, дуализм души, беспрестанно продолжающаяся двойственность. Как будто запустили высококачественный двигатель и он неутомимо ежесекундно, ежечасно, ежедневно продуцирует этот самый дуализм, не зная ни сна, н отдыха, не ведая даже перерывов на обед.
Мысли рождаются, вторгаясь свежим, стремительным потоком весны и опадают, как пожелтевшие листья ноября. Образы. Слишком живые и притягательные для иллюзии, они заставляют клетки моего организма сгорать в гипоксии. Потом слова. Несчетное количество слов, имеющих каждый свой собственный смысл восприятия. Я почти потерялся в попытке пересчитать гранулы слов, ускользающие как мелко листовые чаинки. Что-то постоянно ускользает, не получается ухватить это что-то за хвост, такое нужное и отчего-то очень важное. « А сможешь ли ты?..» - вспыхивает и гаснет едкая мыслишка на границе сознания и тут же растворяется, сметенная бесконечным, могучим потоком аквамариновых слов и полупрозрачных, тонких, перетекающих из серебристых глаз до белой, безмолвной, ледяной пустыни Аляски, картин. Я не смогу увидеть итог. Я не поймал.
Уверенный удар ноги в тяжеленных гриндерах- вхожу в плоскую, безучастную толпу множества бессмысленных фраз, таких же скучных людей, рассекая липкий мирок на две части: на МЕНЯ, все, что осталось там, за глухими дверьми, куда эта вареная биомасса не проникнет, и то что осталось ПОСЛЕ МЕНЯ. Я живой и цельный, поэтому мои жалкие слова отлетают под стол их маленького пиршества с бесстыдно оголенными внутренностями моих маленьких истин.
Рывок.. Я выплевываю истины, каждым точным ударом забивая крышку собственного гроба в глазах окружающих. Их уже десятки, дотла прожженных на шкурке собственного опыта. Кто я? А я и сам не знаю. Полагаю, пугало, безвольно и жалко висящее на искривленной палке жизни. Страшила в глазах сердобольного общества, существо, отчаянно нуждающееся, чтобы добрый волшебник подарил несчастному мозги. А знаешь, разница со сказкой в том, что ко мне добрая девочка Элли не придет. Современным Элли не нужны такие друзья. Разве что психиатр будет рад увидеть меня, да и то накачанного антидепрессантами и в смирительной рубашке. Я не всегда умудряюсь понять, что я еще в этой реальности, на краткие мгновения сбежавший из этого мирка. Я завис где-то там, с головой окунувшись в красочный мир твоего мироощущения, намертво пришпиленный к бескрайним просторам твоего неба, ставший желанным отражением неба в твоем море. Как я не хочу возвращаться! Когда я там, в иллюзорной близости с тобой, я парю. Честно.
[ Дуализм души, дуализм моих эмоций, противоречивая игра натуры и чужого восприятия. В голову врывается образ: разбитной, пестрый до нелепости балаганчик, где дают коротенькое, яркое представление с артистами, наряженными в пестрые костюмы, расписанные маски. Придирчивый зритель не пожелает увидеть растрескавшийся фарфор, ободранные декорации, заплаты на реквизите… Вот и здесь что-то сродни этому – в жестоком фарсе жизни люди не пожелают видеть, что за лицо скрыто за причудливо размалеванной маской, что за суть спрятана под маскарадным костюмом. Непрекращающаяся ни на секунду двойственность, на границе которой кидает из стороны в сторону мой кораблик с вызывающе алым флагом и золотой звездой на нем. ]
Тебе никогда не было страшно увидеть то, что я стану нормальным? Я никогда не отрицал, что личность я весьма горькая, вызывающая глюки и несварение.
А мне вот было страшно. Я и сейчас иногда ощущаю этот липкий, холодный страх, что серость, общество выжгут тебя / меня/ его дотла, безжалостно сминая храбрый кораблик в стальных, бездушных жвалах программной воли, цифровым кодом прописанной в ее нутре. Поход по проржавевшему клинку жизни - шаг влево, шаг вправо - выстрел. Один единственный, но его хватит, чтобы на одну серую единицу стало больше. Выстрел в душу, что может быть ужаснее? Простреленную руку, бедро, плечо в больничке залечат, а вот душу - нет. Не придумано еще бинтов для нее. Я никогда не смогу совершить такой жуткий поступок. Слишком хорошо знаю, каково это – быть подстреленным заботливой рукой потерянного друга, быть раздавленным собственной верой в людей.
Теперь ты понимаешь? Почему я так безнадежно люблю тот мир, почему так неохотно возвращаюсь? Там, в том мире, с клёкотом чаек, с ароматами тюльпанов и трав, идущих из цветущей степи, разукрашенной пурпурным, желтым и зеленым, ощущение морского воздуха на губах, впивающаяся в босые ноги галька; разъедающая глаза и легкие пыль, въевшийся в сандалии песок и плавящийся асфальт с привкусом непрекращающейся, грохочущей, глухой ко всему городской суеты, многоголосой и многоглазой, с привкусом обреченности и не проходящей безысходности…В ласковом и собственническом мире, пропитанном налетом греховной мрачности, где ни на мгновение не прекращается яростная, непримиримая борьба, но с воздушным, полным нежности, касанием надежды, эфемерно присутствующей здесь всегда. Звучит отданное тебе признание. Тихим шепотом рассекающее мой привычный уклад жизни…И острая горечь ответного. Немыслимого.
Художник: Лола Гюнтер.
1 февраля 2013 в 21:10.
Мысли рождаются, вторгаясь свежим, стремительным потоком весны и опадают, как пожелтевшие листья ноября. Образы. Слишком живые и притягательные для иллюзии, они заставляют клетки моего организма сгорать в гипоксии. Потом слова. Несчетное количество слов, имеющих каждый свой собственный смысл восприятия. Я почти потерялся в попытке пересчитать гранулы слов, ускользающие как мелко листовые чаинки. Что-то постоянно ускользает, не получается ухватить это что-то за хвост, такое нужное и отчего-то очень важное. « А сможешь ли ты?..» - вспыхивает и гаснет едкая мыслишка на границе сознания и тут же растворяется, сметенная бесконечным, могучим потоком аквамариновых слов и полупрозрачных, тонких, перетекающих из серебристых глаз до белой, безмолвной, ледяной пустыни Аляски, картин. Я не смогу увидеть итог. Я не поймал.
Уверенный удар ноги в тяжеленных гриндерах- вхожу в плоскую, безучастную толпу множества бессмысленных фраз, таких же скучных людей, рассекая липкий мирок на две части: на МЕНЯ, все, что осталось там, за глухими дверьми, куда эта вареная биомасса не проникнет, и то что осталось ПОСЛЕ МЕНЯ. Я живой и цельный, поэтому мои жалкие слова отлетают под стол их маленького пиршества с бесстыдно оголенными внутренностями моих маленьких истин.
Рывок.. Я выплевываю истины, каждым точным ударом забивая крышку собственного гроба в глазах окружающих. Их уже десятки, дотла прожженных на шкурке собственного опыта. Кто я? А я и сам не знаю. Полагаю, пугало, безвольно и жалко висящее на искривленной палке жизни. Страшила в глазах сердобольного общества, существо, отчаянно нуждающееся, чтобы добрый волшебник подарил несчастному мозги. А знаешь, разница со сказкой в том, что ко мне добрая девочка Элли не придет. Современным Элли не нужны такие друзья. Разве что психиатр будет рад увидеть меня, да и то накачанного антидепрессантами и в смирительной рубашке. Я не всегда умудряюсь понять, что я еще в этой реальности, на краткие мгновения сбежавший из этого мирка. Я завис где-то там, с головой окунувшись в красочный мир твоего мироощущения, намертво пришпиленный к бескрайним просторам твоего неба, ставший желанным отражением неба в твоем море. Как я не хочу возвращаться! Когда я там, в иллюзорной близости с тобой, я парю. Честно.
[ Дуализм души, дуализм моих эмоций, противоречивая игра натуры и чужого восприятия. В голову врывается образ: разбитной, пестрый до нелепости балаганчик, где дают коротенькое, яркое представление с артистами, наряженными в пестрые костюмы, расписанные маски. Придирчивый зритель не пожелает увидеть растрескавшийся фарфор, ободранные декорации, заплаты на реквизите… Вот и здесь что-то сродни этому – в жестоком фарсе жизни люди не пожелают видеть, что за лицо скрыто за причудливо размалеванной маской, что за суть спрятана под маскарадным костюмом. Непрекращающаяся ни на секунду двойственность, на границе которой кидает из стороны в сторону мой кораблик с вызывающе алым флагом и золотой звездой на нем. ]
Тебе никогда не было страшно увидеть то, что я стану нормальным? Я никогда не отрицал, что личность я весьма горькая, вызывающая глюки и несварение.
А мне вот было страшно. Я и сейчас иногда ощущаю этот липкий, холодный страх, что серость, общество выжгут тебя / меня/ его дотла, безжалостно сминая храбрый кораблик в стальных, бездушных жвалах программной воли, цифровым кодом прописанной в ее нутре. Поход по проржавевшему клинку жизни - шаг влево, шаг вправо - выстрел. Один единственный, но его хватит, чтобы на одну серую единицу стало больше. Выстрел в душу, что может быть ужаснее? Простреленную руку, бедро, плечо в больничке залечат, а вот душу - нет. Не придумано еще бинтов для нее. Я никогда не смогу совершить такой жуткий поступок. Слишком хорошо знаю, каково это – быть подстреленным заботливой рукой потерянного друга, быть раздавленным собственной верой в людей.
Теперь ты понимаешь? Почему я так безнадежно люблю тот мир, почему так неохотно возвращаюсь? Там, в том мире, с клёкотом чаек, с ароматами тюльпанов и трав, идущих из цветущей степи, разукрашенной пурпурным, желтым и зеленым, ощущение морского воздуха на губах, впивающаяся в босые ноги галька; разъедающая глаза и легкие пыль, въевшийся в сандалии песок и плавящийся асфальт с привкусом непрекращающейся, грохочущей, глухой ко всему городской суеты, многоголосой и многоглазой, с привкусом обреченности и не проходящей безысходности…В ласковом и собственническом мире, пропитанном налетом греховной мрачности, где ни на мгновение не прекращается яростная, непримиримая борьба, но с воздушным, полным нежности, касанием надежды, эфемерно присутствующей здесь всегда. Звучит отданное тебе признание. Тихим шепотом рассекающее мой привычный уклад жизни…И острая горечь ответного. Немыслимого.
Художник: Лола Гюнтер.
1 февраля 2013 в 21:10.
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Глубокие,печальные глаза смотрят далеко за пределы реальности, видят недоступное, разум обладает способностью облетать миры за секунды воображения. Когда она покидала стены высокой и неприступной башни, окутанная тайной, сохраняя негласный договор с природой о том,что это их секрет, она двигалась, дышала, жадно вдыхая свежий, немного влажный воздух, созерцая первозданную красоту жизни,не порушенную вторжением человека, тело становилось частью этого извечного круговорота,а душа... Где была она? Душа девушки, застывшая в неподвижности, обладала способностью исчезать в таких пределах, которых они не могли достичь при всём желании. За это они ненавидели девушку, за это они преклонялись перед ней. Девушка не поддавалась той тьме, беспрестанно вглядываясь куда-то вдаль, не подвластная страхам и прочим монстрам темного мира и мира людей, не могущим дотянуться до нее своими жадными и голодными лапами, желающими порвать хрупкое,изящное тело. Человек способен придумывать миры, которых никогда не существовало, но стоит им возникнуть в его голове, и он превращает их в реальности, наполняя смыслом, значением, заставляя верить в них окружающих, утоляя чужое стремление постичь неведомое. Сколько сил, фантазии, искр вложено в тот мир, который человек, наделенный воображением, заботливо строит, отшлифовывая каждый камень, пропуская сквозь фильтр своего сознания ту атмосферу, что наполнит мир, как вода вазу? Что служит ему вдохновением?
Не надо бесполезных вопросов. Закрой глаза, за шторками век тебе откроется чудесный мир, сотворенный тобой. Туда..Туда ли бежишь, теряя последние остатки на жизнь? Оставить пустую оболочку и сорвавшись туда, где законы физики и общественные правила не действуют, где зловонные, загребущие культи не достанут. Им закрыт путь в лабиринт твоих фантазий, твоего мира. Они лишь могут видеть зыбкое,неясное отражение в мутной воде их повседневности. Сколько не грызи воздух, сколько не тяни лапы к переливающемся на солнце длинным огненным прядям.(с)J&J
Художник: Лола Гюнтер..
21 января 2013 в 18:31
Не надо бесполезных вопросов. Закрой глаза, за шторками век тебе откроется чудесный мир, сотворенный тобой. Туда..Туда ли бежишь, теряя последние остатки на жизнь? Оставить пустую оболочку и сорвавшись туда, где законы физики и общественные правила не действуют, где зловонные, загребущие культи не достанут. Им закрыт путь в лабиринт твоих фантазий, твоего мира. Они лишь могут видеть зыбкое,неясное отражение в мутной воде их повседневности. Сколько не грызи воздух, сколько не тяни лапы к переливающемся на солнце длинным огненным прядям.(с)J&J
Художник: Лола Гюнтер..
21 января 2013 в 18:31
понедельник, 01 сентября 2014
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Генератор перегорел. В очередной раз взорвался с оглушительным хлопком, разбрасывая вокруг себя обугленные металлические детали и запах гари.
Я раскрываю окно настежь, чтобы в комнате стало ветрено. Меня не пугают резкие, полные исступленного, отчаянного безумия крики. За столько лет я к ним привык. Легкий августовский ветер наносит ароматы яблок и мяты. Приятно.
Кажется, будто бы все хорошо, все, как всегда. Подумаешь, взорвался снова, ну с кем не бывает. Ложусь на холодную кровать. Сейчас все и правда стало, как всегда. Никто никому не нужен, никто никому ничем не обязан. Под одной крышей живут совершенно чужие люди, связаннве мнимыми узами крови.
Ничего ведь не болит?
Никто не умер?
Мыло и веревка не подзывают?
Нет? Вот и славно. Все чудесно.
Только впереди ждет очередная бессонная ночь и зыбкое ощущение собственной никчемности.
Потом наступит утро - резкий звонок будильника, бледное и холодное утро за окном, топот ног, отвращение, пробирающее до костей.
Это неприятные ощущения. Когда больно только иногда, моментами. При определенных стечениях обстоятельств, когда какие-то люди говорят или делают что-то, что напрочь вымораживает что-то внутри тебя до состояния айсберга, когда ты трясущимися руками пытаешься извлечь эту льдышку из сердца, легких, силишься растопить ее.
Ты просто хочешь жить.
Просто...
Неужели, так и сходят с ума?
Я сожалею. Впервые я сожалению так остро, что мы не можем быть абсолютно, беспрекословно чужими. Это так больно. Настолько, что каждый раз внутри меня что-то ломается, течет что-то горячее и больное, застывая кипучим уродливым рубцом где-то внутри меня.
Я не хочу ссориться. Я не хочу злиться. Не хочу тратить эту удивительную жизнь на вражду. Но гораздо проще орать по любому поводу и доводить до того, что прячешься в самом дальнем углу, давясь кусками глыбы льда в легких.
Потому что всю ее проглотить никогда не выходит.
Я раскрываю окно настежь, чтобы в комнате стало ветрено. Меня не пугают резкие, полные исступленного, отчаянного безумия крики. За столько лет я к ним привык. Легкий августовский ветер наносит ароматы яблок и мяты. Приятно.
Кажется, будто бы все хорошо, все, как всегда. Подумаешь, взорвался снова, ну с кем не бывает. Ложусь на холодную кровать. Сейчас все и правда стало, как всегда. Никто никому не нужен, никто никому ничем не обязан. Под одной крышей живут совершенно чужие люди, связаннве мнимыми узами крови.
Ничего ведь не болит?
Никто не умер?
Мыло и веревка не подзывают?
Нет? Вот и славно. Все чудесно.
Только впереди ждет очередная бессонная ночь и зыбкое ощущение собственной никчемности.
Потом наступит утро - резкий звонок будильника, бледное и холодное утро за окном, топот ног, отвращение, пробирающее до костей.
Это неприятные ощущения. Когда больно только иногда, моментами. При определенных стечениях обстоятельств, когда какие-то люди говорят или делают что-то, что напрочь вымораживает что-то внутри тебя до состояния айсберга, когда ты трясущимися руками пытаешься извлечь эту льдышку из сердца, легких, силишься растопить ее.
Ты просто хочешь жить.
Просто...
Неужели, так и сходят с ума?
Я сожалею. Впервые я сожалению так остро, что мы не можем быть абсолютно, беспрекословно чужими. Это так больно. Настолько, что каждый раз внутри меня что-то ломается, течет что-то горячее и больное, застывая кипучим уродливым рубцом где-то внутри меня.
Я не хочу ссориться. Я не хочу злиться. Не хочу тратить эту удивительную жизнь на вражду. Но гораздо проще орать по любому поводу и доводить до того, что прячешься в самом дальнем углу, давясь кусками глыбы льда в легких.
Потому что всю ее проглотить никогда не выходит.
суббота, 12 апреля 2014
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Что ж нам всем так больно и страшно?
Прости, не умею утешать.
Но посмотри на небо,
Там, за облаками,
Нет дел, которые горят,
Нет рутины, повседневной боли,
Есть только бескрайний чарующий простор.
Ножом по сердцу родные по крови
Нам душу неизменно иссекают.
Скажи мне, друг, какова она
Боль в ночи, исполосованная ложью?
Зачем нам крылья обрывают?
Зачем те муки, что приносит утро?
Зачем, тоской изъеденный,
Ты смотришь на меня печально и с укором?
Я тоже ранен, я почти убит.
Надежда нам одна-взгляд в небо.
Прочь от страхов, суетных забот.
Давай же в небо,
Ведь завтра дует ветер
Завтрашнего дня.
(C)
Посвящается Оками.Соберись.Не печалься, насколько можешь.Нет такой вещи, как лишняя улыбка.
Смотри в небо.Бескрайнее, лучезарное небо.
Пы.сы. художник-Okami.Вдохновившись рисунком, я написал это стихотворение. Спасибо.
У нас все обязательно будет хорошо.
Прости, не умею утешать.
Но посмотри на небо,
Там, за облаками,
Нет дел, которые горят,
Нет рутины, повседневной боли,
Есть только бескрайний чарующий простор.
Ножом по сердцу родные по крови
Нам душу неизменно иссекают.
Скажи мне, друг, какова она
Боль в ночи, исполосованная ложью?
Зачем нам крылья обрывают?
Зачем те муки, что приносит утро?
Зачем, тоской изъеденный,
Ты смотришь на меня печально и с укором?
Я тоже ранен, я почти убит.
Надежда нам одна-взгляд в небо.
Прочь от страхов, суетных забот.
Давай же в небо,
Ведь завтра дует ветер
Завтрашнего дня.
(C)
Посвящается Оками.Соберись.Не печалься, насколько можешь.Нет такой вещи, как лишняя улыбка.
Смотри в небо.Бескрайнее, лучезарное небо.
Пы.сы. художник-Okami.Вдохновившись рисунком, я написал это стихотворение. Спасибо.
У нас все обязательно будет хорошо.
воскресенье, 02 марта 2014
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
В чем определяется взрослость? Кто он такой, этот мифический зверь из обыденной реальности, взрослый? Вот недавно мне сказали:"Пф, ты стал взрослым, даже старше меня."
Что бы это могло значить ? Собственно, скорее всего какие-то изменния, не хорошие, но, может, и не плохие. Просто метаморфозы, как, например, у лосей и оленей периодически, сезонно растут и отпадают рога.
Анализируя себя, за последние несколько месяцев, я понял, что я...-это только я. И все. Никаких взрослых, детишек и подростков. Смысл вешать какой-то ярлык, ранг?
Что заставило того человека навесить на меня этот ярлык?
Мой собственный страх, подстегивающий меня работать? Мое желание уехать? Попытки стать чуть лучше, чуть умнее, развить волю и самого себя? Неужели подобными вещами занимаются лишь скучные и непонятные взрослые? Я не понимаю этого.
Я не знаю чувств взрослых, их мира, их приоритетов предпочтений.
Быть нормальным нормально?...Хех...
Почему-то вспоминается "Маленький Принц", одна из любимейших книг.
По отношению к взрослым я идентичен Принцу. Не раз видел свои собственные мысли, эиоции, чувства, отраженные им.
Нэ, а ты читал "Маленького Принца"?
Закрываю глаза.
Я по-прежнему люблю и смотрю на небо.
И совсем скоро увтжу небо Питера... Снова... Hatsukoi...
Я по-прежнему люблю книги, отличную музыку, звезды и свободу.
И также читаю по ночам.
Я по-прежнему вижу яркие сны, пишу рассказы и чувствую крылья за спиной.
И почему ты решил, что я взрослый?
По правде говоря, я решил закончить со всеми этими экзаменами и вздохнуть спокойно. Ведь само собой это никуда не исчезнет.
Я поглощен этим максимально, у меня такого, чтобы я бездельничал.
Какова причина?
Ее нет.
Я так решил.
Вот и все.
Куда бы я не пошел, я не занимаюсь ни чем, кроме работы...
Сейчас я действительно полностью охвачен этим.
Думаю, многие люди думают также.
Но мое мнение, свободное время нужно проводить с пользой.
Что бы это могло значить ? Собственно, скорее всего какие-то изменния, не хорошие, но, может, и не плохие. Просто метаморфозы, как, например, у лосей и оленей периодически, сезонно растут и отпадают рога.
Анализируя себя, за последние несколько месяцев, я понял, что я...-это только я. И все. Никаких взрослых, детишек и подростков. Смысл вешать какой-то ярлык, ранг?
Что заставило того человека навесить на меня этот ярлык?
Мой собственный страх, подстегивающий меня работать? Мое желание уехать? Попытки стать чуть лучше, чуть умнее, развить волю и самого себя? Неужели подобными вещами занимаются лишь скучные и непонятные взрослые? Я не понимаю этого.
Я не знаю чувств взрослых, их мира, их приоритетов предпочтений.
Быть нормальным нормально?...Хех...
Почему-то вспоминается "Маленький Принц", одна из любимейших книг.
По отношению к взрослым я идентичен Принцу. Не раз видел свои собственные мысли, эиоции, чувства, отраженные им.
Нэ, а ты читал "Маленького Принца"?
Закрываю глаза.
Я по-прежнему люблю и смотрю на небо.
И совсем скоро увтжу небо Питера... Снова... Hatsukoi...
Я по-прежнему люблю книги, отличную музыку, звезды и свободу.
И также читаю по ночам.
Я по-прежнему вижу яркие сны, пишу рассказы и чувствую крылья за спиной.
И почему ты решил, что я взрослый?
По правде говоря, я решил закончить со всеми этими экзаменами и вздохнуть спокойно. Ведь само собой это никуда не исчезнет.
Я поглощен этим максимально, у меня такого, чтобы я бездельничал.
Какова причина?
Ее нет.
Я так решил.
Вот и все.
Куда бы я не пошел, я не занимаюсь ни чем, кроме работы...
Сейчас я действительно полностью охвачен этим.
Думаю, многие люди думают также.
Но мое мнение, свободное время нужно проводить с пользой.
вторник, 10 декабря 2013
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Только в своих беспокойных снах ты обретешь себя.
Подавляя свои плохие эмоции, топя отчаяние и судорожно сглатывая ком в горле, я медленно рассыпаюсь.
Нервы на пределе. Кажется, что я на последнем издыхании.
Не хочу быть пустым, бесцветным изнутри и озлобленным поблекшим фантиком снаружи.
Немного спокойствия, тепла. Хоть немного, это жизненно необходимо.
Somebody, make me sleep.
Подавляя свои плохие эмоции, топя отчаяние и судорожно сглатывая ком в горле, я медленно рассыпаюсь.
Нервы на пределе. Кажется, что я на последнем издыхании.
Не хочу быть пустым, бесцветным изнутри и озлобленным поблекшим фантиком снаружи.
Немного спокойствия, тепла. Хоть немного, это жизненно необходимо.
Somebody, make me sleep.
четверг, 14 ноября 2013
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Кажется,моя белая полоса фатально завершилась вплоть до нового года. Или вообще в бесконечность?
Тело колотит нервная дрожь. На постное,безразличное лицо нет больше сил.
Я не чувствую ничего: ни силы, ни поганой слабости.
Хочется рыдать во весь голос.
И единственная хорошая новость за день.
Хорошо,что у К* все получилось,что теперь проблема больше не висит дамокловым мечом.
Пожалуй,это единственное,чему я обрадовался сегодня. По-настоящему, искренне. И улыбнулся.
Не стоит тешить себя никчемными отговорками:"Это плохой день". Ведь он же не виноват. Чего в нем плохого? День,как день,пасмурный,с белоснежным,непроницаемым небом, птицами пролетающими так низко, с людьми,спешащими куда-то в непрерывной пульсации города.
Сегодня я полностью опустошен. И на меня накатывает волнами то же ощущение,что и при просмотре картины Пикассо "Герника".
Кажется,запас ярких красок безнадежно испорчен дешевым растворителем с ароматом ванили за 145 ру.
И я вижу только белое,больше ничего.
Мои одноки...Как же изматывает их общество. Я игнорирую, не слушаю,защищаюсь,но эти войны.
Сплошой багизм. Сплошное дерьмо из уст милых на вид,но гнилых изнутри девочек.
И ремаркой моей собственной глупости станет:"Приставил бы мне кто пистолет к виску и размазал бы мои мозги по стене." (с)
За то,что не могу возненавидеть. За то,что не хочу презирать или уподобляться. За то,что спустя 3 года пытаюсь найти что-то хорошее,человеческое. За то,что даже сейчас верю в позитивное.
Ты неисправим,Эдо.
Тело колотит нервная дрожь. На постное,безразличное лицо нет больше сил.
Я не чувствую ничего: ни силы, ни поганой слабости.
Хочется рыдать во весь голос.
И единственная хорошая новость за день.
Хорошо,что у К* все получилось,что теперь проблема больше не висит дамокловым мечом.
Пожалуй,это единственное,чему я обрадовался сегодня. По-настоящему, искренне. И улыбнулся.
Не стоит тешить себя никчемными отговорками:"Это плохой день". Ведь он же не виноват. Чего в нем плохого? День,как день,пасмурный,с белоснежным,непроницаемым небом, птицами пролетающими так низко, с людьми,спешащими куда-то в непрерывной пульсации города.
Сегодня я полностью опустошен. И на меня накатывает волнами то же ощущение,что и при просмотре картины Пикассо "Герника".
Кажется,запас ярких красок безнадежно испорчен дешевым растворителем с ароматом ванили за 145 ру.
И я вижу только белое,больше ничего.
Мои одноки...Как же изматывает их общество. Я игнорирую, не слушаю,защищаюсь,но эти войны.
Сплошой багизм. Сплошное дерьмо из уст милых на вид,но гнилых изнутри девочек.
И ремаркой моей собственной глупости станет:"Приставил бы мне кто пистолет к виску и размазал бы мои мозги по стене." (с)
За то,что не могу возненавидеть. За то,что не хочу презирать или уподобляться. За то,что спустя 3 года пытаюсь найти что-то хорошее,человеческое. За то,что даже сейчас верю в позитивное.
Ты неисправим,Эдо.
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Oбстоятельства складывались так, что мне был нужен друг.Такая ситуация, с которой я не мог справиться сам. Меня банально душило изнутри, разрывало на мириад кровавых ошметков. Как говорит наш препод по классному руководству:"Дезадаптированный ребенок замыкается, уходит а себя, переживает все глубоко изнутри."Частично это про меня.
Все навалилось слишком внезапно, слишком резко...уже слишком...
Как будто попал под стремительную, беспощадную снежную лавину, убийственную в своем безразличии.
Сейчас мне как никогда не хватало Отто. Он всегда был самым понимающим из всех моих друзей.Единственный терпел мое нытье. А потом Отто просто исчез.И я остался в прошлом.Снова.
Больно, чертовски.До сих пор.
Как будто с только что затянувшейся раны отодрали длинными, идеально наточенными когтями бурую корку.И кровь хлынула из раны с новой силой бурным потоком-алая, теплая, остро пахнущая железом.
Прессом давит на психику она. Глупая девчонка, надеющаяся, что страхом окажет на меня воздейсвие. А я лишь чувствую, как в бездну летит еще один кирпичик моей социальности, замыкаюсь больше.
Если бы я мог перерубить этот извечный узел хронической мигрени от администрации...
И не меньше остального я думал о ней.
Как ты себя чувствуешь? Чем занимаешься? Как у тебя дела? Что у тебя сегодня случилось? Что у тебя с оргом?Я так много хотел спросить у тебя.
Я такой идиот.
"So where do I sail?
A ship losing control
My cries swallowed up
Lost in the ranging sea."
Увидеть бы токийскую башню, сияющую огнями Токио.
Все навалилось слишком внезапно, слишком резко...уже слишком...
Как будто попал под стремительную, беспощадную снежную лавину, убийственную в своем безразличии.
Сейчас мне как никогда не хватало Отто. Он всегда был самым понимающим из всех моих друзей.Единственный терпел мое нытье. А потом Отто просто исчез.И я остался в прошлом.Снова.
Больно, чертовски.До сих пор.
Как будто с только что затянувшейся раны отодрали длинными, идеально наточенными когтями бурую корку.И кровь хлынула из раны с новой силой бурным потоком-алая, теплая, остро пахнущая железом.
Прессом давит на психику она. Глупая девчонка, надеющаяся, что страхом окажет на меня воздейсвие. А я лишь чувствую, как в бездну летит еще один кирпичик моей социальности, замыкаюсь больше.
Если бы я мог перерубить этот извечный узел хронической мигрени от администрации...
И не меньше остального я думал о ней.
Как ты себя чувствуешь? Чем занимаешься? Как у тебя дела? Что у тебя сегодня случилось? Что у тебя с оргом?Я так много хотел спросить у тебя.
Я такой идиот.
"So where do I sail?
A ship losing control
My cries swallowed up
Lost in the ranging sea."
Увидеть бы токийскую башню, сияющую огнями Токио.
суббота, 09 ноября 2013
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
На меня напала апатия.Тягучая, холодная, как осенний дождь, бесчувственная.
Как будто меня хорошенько приложили электрошокером.Вроде и очнулся, но совсем не осознаешь этой реальности, окружающей тебя действительности.
Сегодня в голове целый день вертится Sakura, Chiru Gackt. Слушал, когда с утра на автопилоте добирался до колледжа, мысленно напевал на скучной психологии...
Воображение услужливо интерпретирует картинки из моего сна под песню.
Н когда не преследовал цель сделать из своего сна мелодраматичный клип.
Собственно, самое запомнившееся:
Картина первая:
Я бреду по питерскому метро, станция Пионерская, кажется. На эскалаторе я сталкиваюсь с высоким парнем/девушкой, я настолько погружен в свои мысли, что совсем не замечаю, в кого так удачно впечатался. Отмечаю лишь, что незнакомец или незнакомка высок-где-то под 180, минус 1-2 сантиметра.
И у него/нее темнве волосы едва касаются плеч. И серое пальто.Теплое.Мягкое.
Я бормочу несвязные извинения сквозь оглушающую музыку наушников, смотрю вверх, решая разглядеть лицо того, в кого я врезался и все плывет синим светом под песню Гакта.
Картина вторая:
Я гуляю по Стокгольму, по Гамла Стан.Петляя по узким мощеным улочкам, я чувствую умиротворение и спокойствие. Мне очень хорошо. С самого первого раза Гамла Стан очаровал меня и мне не хотелось и тогда покидать Стокгольм .Что-то вроде любви с первого взгляда. Блаженное состояние-бесцельно бродить по улочкам, сворачивая туда, где понравится, рассматривать двери, стены, наблюдать за балкончиками, где могли кипеть страсти почище шекспировских...
Помню, я проходил мимо дома, где на 1 этаже было уютное кафе и там играл пианист пронзительные, удивительно душевные композиции.
Сворачивая на очередную уютную улочку я вижу знакомый силуэт, ловко лаирующий между людьми. Ты? Что здесь делаешь ты? Ты и в Швеции никогда не был! И не планировал в ближайшую
вечность, насколько я знал.Видимо, плохо знал. Или у меня галлюцинации.
Словно издеваясь, перед глазами мелькает знакомый образ-серое пальто, темные волосы, темные брюки. Это может быть кто угодно, но что-то внутри меня настойчиво твердит, что это именно ты.Ты, а не кто-либо другой.
Я тысячу раз убегал от реальности,тысячу раз выл на луну, но ты был все также далек и неприступен.Бессчетное количество раз срывался,но по-прежнему продолжал смотреть на тебя.
Надеваю наушники и включаю музыку.В плеере The Beatles, Queen и неизменнная Sakura.
"He's really nowhere man, sitting in his own land..."
"Who wants to live forever?"
"Help! I need somebody, help! Not just anybody! "
Выражаясь словами The Beatles:"You don't realize, how much I need you"
И это чистая правда. Такая, какая есть.
Что ты об этом думаешь?
В наушниках по-прежнему Sakura,в мыслях-ты.(какая ванильнота, блиан, но я сегодня зомби-стайл, мне простительно)
Вечер.Город оживает. Я выхожу из анабеоза. Возвращаюсь из кино, фильм помог снять напряжение трудовой недели. Да и вообще, хорошей было идеей сходить в кино.
Небо светится самыми разными оттенками и цветами. На востоке оно совсем белое, светящееся, полупрозрачное, колдовское, дальше темнеет, перехлдя во все возможные оттенки синего и голубого.А со стороны моего дома догорают последние искры ярко-рыжего, огненного, пурпурного, розового и багряного.В последние несколько месяцев закаты в Добром поразительно яркие, живые и очень экспрессивные.
Внезапно я подумал о Токийской башне. Она бы великолепно смотрелась в лучах заходящего солнца под именно этим, сегодняшним небом.
И еще я думал о девушке. Токийская башня. Sakura Gackt'a.
Мне нужен крепкий сладкий чай и вечерний разговор, неважно о чем.
Слишком уже.
Как будто меня хорошенько приложили электрошокером.Вроде и очнулся, но совсем не осознаешь этой реальности, окружающей тебя действительности.
Сегодня в голове целый день вертится Sakura, Chiru Gackt. Слушал, когда с утра на автопилоте добирался до колледжа, мысленно напевал на скучной психологии...
Воображение услужливо интерпретирует картинки из моего сна под песню.
Н когда не преследовал цель сделать из своего сна мелодраматичный клип.
Собственно, самое запомнившееся:
Картина первая:
Я бреду по питерскому метро, станция Пионерская, кажется. На эскалаторе я сталкиваюсь с высоким парнем/девушкой, я настолько погружен в свои мысли, что совсем не замечаю, в кого так удачно впечатался. Отмечаю лишь, что незнакомец или незнакомка высок-где-то под 180, минус 1-2 сантиметра.
И у него/нее темнве волосы едва касаются плеч. И серое пальто.Теплое.Мягкое.
Я бормочу несвязные извинения сквозь оглушающую музыку наушников, смотрю вверх, решая разглядеть лицо того, в кого я врезался и все плывет синим светом под песню Гакта.
Картина вторая:
Я гуляю по Стокгольму, по Гамла Стан.Петляя по узким мощеным улочкам, я чувствую умиротворение и спокойствие. Мне очень хорошо. С самого первого раза Гамла Стан очаровал меня и мне не хотелось и тогда покидать Стокгольм .Что-то вроде любви с первого взгляда. Блаженное состояние-бесцельно бродить по улочкам, сворачивая туда, где понравится, рассматривать двери, стены, наблюдать за балкончиками, где могли кипеть страсти почище шекспировских...
Помню, я проходил мимо дома, где на 1 этаже было уютное кафе и там играл пианист пронзительные, удивительно душевные композиции.
Сворачивая на очередную уютную улочку я вижу знакомый силуэт, ловко лаирующий между людьми. Ты? Что здесь делаешь ты? Ты и в Швеции никогда не был! И не планировал в ближайшую
вечность, насколько я знал.Видимо, плохо знал. Или у меня галлюцинации.
Словно издеваясь, перед глазами мелькает знакомый образ-серое пальто, темные волосы, темные брюки. Это может быть кто угодно, но что-то внутри меня настойчиво твердит, что это именно ты.Ты, а не кто-либо другой.
Я тысячу раз убегал от реальности,тысячу раз выл на луну, но ты был все также далек и неприступен.Бессчетное количество раз срывался,но по-прежнему продолжал смотреть на тебя.
Надеваю наушники и включаю музыку.В плеере The Beatles, Queen и неизменнная Sakura.
"He's really nowhere man, sitting in his own land..."
"Who wants to live forever?"
"Help! I need somebody, help! Not just anybody! "
Выражаясь словами The Beatles:"You don't realize, how much I need you"
И это чистая правда. Такая, какая есть.
Что ты об этом думаешь?
В наушниках по-прежнему Sakura,в мыслях-ты.(какая ванильнота, блиан, но я сегодня зомби-стайл, мне простительно)
Вечер.Город оживает. Я выхожу из анабеоза. Возвращаюсь из кино, фильм помог снять напряжение трудовой недели. Да и вообще, хорошей было идеей сходить в кино.
Небо светится самыми разными оттенками и цветами. На востоке оно совсем белое, светящееся, полупрозрачное, колдовское, дальше темнеет, перехлдя во все возможные оттенки синего и голубого.А со стороны моего дома догорают последние искры ярко-рыжего, огненного, пурпурного, розового и багряного.В последние несколько месяцев закаты в Добром поразительно яркие, живые и очень экспрессивные.
Внезапно я подумал о Токийской башне. Она бы великолепно смотрелась в лучах заходящего солнца под именно этим, сегодняшним небом.
И еще я думал о девушке. Токийская башня. Sakura Gackt'a.
Мне нужен крепкий сладкий чай и вечерний разговор, неважно о чем.
Слишком уже.
среда, 23 октября 2013
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Больше всего ранит неверие.
Зачем запугивать? Смысл говорить, что ничего не получится, что ты жалкий, безмозглый отщепенец?
Лично для меня всегда было очень болезненно, когда близкий человек, который знает меня, говорит, что ничего не выйдет, что все, овер, сиди и догнивай в своей норе, выполняй минимальную функцию и плыви по жизни, не трепыхаясь, наслаждаясь болотцем мнимого уюта.
Мне н****ть на ваши чувства, на ваши слова, ведь вам глубоко индифферентно на мои.
Я не вижу другого пути решения подобной проблемы.
Задолбало быть прилежным, правильным "маменькиным сынком". Сколько бы я ни работал, сколько бы я не стремился добиться признания и уважения, все проходит незамеченным. Обидно и неприятно, когда родители не знают своих детей.
И после этого я невнимательный и с плохим зрением?
Плевок в душу и болью в сердце.
Мерзкое состояние.
Сомнамбула.
Плохо. Все очень и очень плохо.
Сигареты не скроют твою грусть.
Зачем запугивать? Смысл говорить, что ничего не получится, что ты жалкий, безмозглый отщепенец?
Лично для меня всегда было очень болезненно, когда близкий человек, который знает меня, говорит, что ничего не выйдет, что все, овер, сиди и догнивай в своей норе, выполняй минимальную функцию и плыви по жизни, не трепыхаясь, наслаждаясь болотцем мнимого уюта.
Мне н****ть на ваши чувства, на ваши слова, ведь вам глубоко индифферентно на мои.
Я не вижу другого пути решения подобной проблемы.
Задолбало быть прилежным, правильным "маменькиным сынком". Сколько бы я ни работал, сколько бы я не стремился добиться признания и уважения, все проходит незамеченным. Обидно и неприятно, когда родители не знают своих детей.
И после этого я невнимательный и с плохим зрением?
Плевок в душу и болью в сердце.
Мерзкое состояние.
Сомнамбула.
Плохо. Все очень и очень плохо.
Сигареты не скроют твою грусть.
среда, 18 сентября 2013
23:42
Доступ к записи ограничен
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 13 сентября 2013
То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь. В этом и состоит романтика и идиотизм человеческой жизни. © Э. Ремарк
Давным-давно я услышал от друга одну фразу.
" Я люблю небо больше, чем людей. Небо прекрасно и безгранично."
Все мои мысли. Все мои чувства. Хочется сказать уже: "Это неважно". Но я не могу.
Сегодня впервые за долгое время я снова смог увидеть голубое небо. Это восхитительно. Не свинцовое, мрачное стальное полотно,а лазурное,такое высокое. Хотя и в пасмурном небе есть своя прелесть.
На душе стало чуть теплее. Небо...такое безграничное. Его цвет казался настолько насыщенным, ярким, что я не могу передать словами тот коктейль эмоций, что разбушевался во мне.
Но знаешь... Я растерялся.
В голове метким выстрелом проскользнула мысль:"А что я почувствую, если встречу тебя? А вдруг это произойдет нечаянно?" Все-таки, такое бывает.
Прав был какой-то русский писатель - когда много думаешь о важном, когда тебе необходимо сказать дорогому человеку нечто значимое, слова как будто застревают в горле. И не получается сказать все гладко и так, как хочется. А иногда и вовсе молчишь. Вот и я молчу. Сам не знаю, почему. Рот будто нитками зашили.
В любом случае, я бы захотел тебя обнять. И почувствовать тепло. Ощутить, что ты не эфемерный призрак, что в любой момент может ускользнуть, оставив после себя галлюцинации.
И я поймал себя на мысли, что у меня давным-давно завелась привычка думать о тебе, как о небе. Точнее, даже не так. Как о моем ночном небе.
"Всякий раз,когда я смотрю на небо, я вспоминаю тебя". Я же говорил это как-то? Так давно, что ты уже и не помнишь,наверное.
Но большая часть смысла именно в этом.
Я больше всего люблю небо, оно так напоминает тебя.
Ты мое небо. Мое море.
" Я люблю небо больше, чем людей. Небо прекрасно и безгранично."
Все мои мысли. Все мои чувства. Хочется сказать уже: "Это неважно". Но я не могу.
Сегодня впервые за долгое время я снова смог увидеть голубое небо. Это восхитительно. Не свинцовое, мрачное стальное полотно,а лазурное,такое высокое. Хотя и в пасмурном небе есть своя прелесть.
На душе стало чуть теплее. Небо...такое безграничное. Его цвет казался настолько насыщенным, ярким, что я не могу передать словами тот коктейль эмоций, что разбушевался во мне.
Но знаешь... Я растерялся.
В голове метким выстрелом проскользнула мысль:"А что я почувствую, если встречу тебя? А вдруг это произойдет нечаянно?" Все-таки, такое бывает.
Прав был какой-то русский писатель - когда много думаешь о важном, когда тебе необходимо сказать дорогому человеку нечто значимое, слова как будто застревают в горле. И не получается сказать все гладко и так, как хочется. А иногда и вовсе молчишь. Вот и я молчу. Сам не знаю, почему. Рот будто нитками зашили.
В любом случае, я бы захотел тебя обнять. И почувствовать тепло. Ощутить, что ты не эфемерный призрак, что в любой момент может ускользнуть, оставив после себя галлюцинации.
И я поймал себя на мысли, что у меня давным-давно завелась привычка думать о тебе, как о небе. Точнее, даже не так. Как о моем ночном небе.
"Всякий раз,когда я смотрю на небо, я вспоминаю тебя". Я же говорил это как-то? Так давно, что ты уже и не помнишь,наверное.
Но большая часть смысла именно в этом.
Я больше всего люблю небо, оно так напоминает тебя.
Ты мое небо. Мое море.